С 1 октября должен вступить в силу запрет на вывоз из ЕС в Беларусь одежды, бывшей в употреблении. Объем секонд-хенда, поступавшего в нашу страну из Евросоюза, был огромным — недорогие и при этом брендовые вещи пользовались популярностью у десятков тысяч людей, которые не могли себе позволить купить новые. В итоге многие люди в ближайшее время наверняка столкнутся с проблемами, обновляя свой гардероб. Похожее уже было в нашей истории, причем недавней: в советские времена беларусы (да и жители других республик СССР) были вынуждены проявлять чудеса изворотливости, чтобы носить качественные вещи и выглядеть красиво. Рассказываем об этих попытках и моде советского времени.
Платья из Берлина и сталинский френч
До революции 1917 года общество Российской империи, в состав которой входили и беларусские земли, было сословным. Это значило, что дворяне, духовенство, мещанство (жители городов) и крестьяне одевались так, как было принято в их среде, — и никак иначе. Свержение императора и установление власти большевиков, а также продолжительная Гражданская война изменили ситуацию. Ленин и его соратники отменили сословия, а бедность и разруха свели на нет стремление одеваться «по-богатому». Тем более что простая одежда теперь свидетельствовала о принадлежности к пролетариату — то есть рабочим, новой власти. А вот модные вещи были маркером, что их хозяин — бывший «эксплуататор». С такими большевики не церемонились.
Интересно, что в своем отрицании старых порядков и морали некоторые большевистские активисты доходили до полного отказа от одежды. Например, так поступали представители общества «Долой стыд!». Они воспринимали запрет наготы как буржуазный предрассудок. Поэтому не надевали одежду не только на пляже или дома, но и гуляли обнаженными по улицам. Например, в июле 1928 года в местечке Яновичи Витебской округи четыре комсомольца и четыре комсомолки, посетив антирелигиозную вечеринку, отправились на прогулку полностью обнаженными.
Но большинство жителей все же выбирали одежду. Особенно актуально это стало во времена НЭПа — более либеральной новой экономической политики, которую коммунисты запустили в 1921-м, столкнувшись с угрозой свержения. Не отказавшись от монополизации власти в своих руках, они пошли на использование в экономике элементов рынка. А значит, в обществе снова появились люди побогаче и победнее.
Как писали журналисты, у более богатых женщин «в обиход вошли модели в стиле чарльстон: платья-рубашки прямого покроя с низкой талией на бедрах. Они были удобны для всех поклонниц зарубежного стиля, поскольку крой скрывал пропорции фигуры. <…> В моду также вернулись кокетливые шляпки-котелочки, манто, меховые воротники и муфты. Мужчины вновь надели фраки, коверкотовые костюмы, фетровые боты и шляпы „борсалино“ из мягкого фетра».
Важно, что так одеваться мог себе позволить достаточно узкий круг людей — те, у кого при советской власти получилось сколотить себе какое-то состояние, или же те, кто был выездным на Запад — с последним уже возник железный занавес. В 1928-м, когда поэт Владимир Маяковский собирался в поездку на Запад, его любовница Лиля Брик написала ему список поручений, что надо купить: «В Берлине: вязаный костюм №44 темно-синий (не через голову), к нему шерстяной шарф на шею и джемпер, носить с галстуком. Чулки очень тонкие <…>. Синий и красный люстрин. В Париже: 2 забавных шерстяных платья из очень мягкой материи. Одно очень элегантное, эксцентричное из креп-жоржета на чехле. Хорошо бы цветастое, пестрое. Лучше бы с длинным рукавом, но можно и голое. Для встречи Нового года. Чулки, бусы (если еще носят, то голубые). Перчатки».
Рядовые же советские женщины тогда носили длинные прямые юбки, косынки и матерчатые туфли на ремешке-перепонке, а мужчины — толстовки и косоворотки, картузы, кепки, брезентовые штаны, сапоги или парусиновые туфли.
Эпоха НЭПа оказалась непродолжительной, ее свернули уже в 1928-м. Наступил «великий перелом»: в обществе шли коллективизация (насильственное создание колхозов) и индустриализация (создание крупной промышленности), усиливались репрессии. Советское руководство стало закручивать гайки во всех сферах жизни: ввели паспортную систему, начали борьбу с «остатками буржуазии».
Символом новой моды стал полувоенный сталинский френч — китель без погон или каких-либо знаков отличия. Вождь подавал пример: мода ушла на второй план, уступив место простой и аскетичной одежде. Популярен стал спортивный стиль: на рубеже 1920-х — 1930-х в СССР развернули грандиозную пропагандистскую работу в области физической культуры. Одним из наиболее сильных ходов стали парады и физкультурно-спортивные празднества. Например, в одном из них, посвященном 20-летию Октябрьской революции, участвовало 45 тысяч человек.
Если вынести за скобки спортивный стиль, то в 1930-е в моду стали входить платья, скроенные по косой, с завышенной линией талии, рукавами-фонариками и маленькими отложными воротничками. В моду вошли накладные карманы, большие отложные воротники, юбки с высокой талией и вертикальными складками. Среди мужчин были популярны широкие брюки с очень свободными пиджаками, косоворотки, спортивный трикотаж и все те же парусиновые туфли.
Но позволить себе такую одежду могли лишь люди побогаче. Большинство населения в СССР по-прежнему носило простую крестьянскую или рабочую одежду — особого выбора у них не было, ведь люди оставались отлученными от мировой моды.
Послевоенная борьба с Западом и стиляги
Победа во Второй мировой войне открыла части жителей СССР окно в западный мир. В Союз попало трофейное кино, в котором можно было увидеть, как одевались иностранцы. Настало время так называемой трофейной моды, когда военнослужащие привозили одежду из Европы в солдатских вещмешках.
У женщин в моду вошел обтекаемый силуэт: платье ниже колен с высокой талией и накладными плечиками. Мужчины одевались в двубортные костюмы темного цвета с широкими брюками. Пользовались популярностью пальто из габардина (шерстяной ткани) и широкополые шляпы. Но эта продукция выпускалась централизованно, в большом объеме. Фактически никакой альтернативы ей не было.
Между тем долгожданный мир не привел к ослаблению тоталитарного сталинского режима. Наоборот, вскоре началось повсеместное ужесточение правил и закручивание гаек. Репрессии вышли на новый виток. Все эти события происходили в условиях начавшейся холодной войны с Западом, которая вот-вот могла перерасти в горячую: осенью 1947 года советская пропаганда объявила США и Великобританию врагом №1. Это привело к нескольким идеологическим кампаниям. В том числе к борьбе с «низкопоклонством перед Западом».
Как раз в это время в СССР молодежь стала новой социальной общностью (а не только возрастной группой). Уровень жизни в советской элите вырос, теперь в некоторых семьях дети, окончив школу, не шли на работу, чтобы пополнять семейный бюджет, а получали высшее образование. В результате возникло сообщество молодых людей с относительно широким кругозором, активно общавшихся между собой. Именно из этого круга появилась субкультура стиляг, в центре которой оказался американский образ жизни и яркая одежда (чаще всего сделанная самостоятельно или привезенная из-за границы близкими).
В 1949-м на страницах журнала «Крокодил» появилась статья Дмитрия Беляева «Стиляга». Новый феномен в ней объяснялся так: «Стиляга знаком с модами всех стран и времен, но не знает, как вы могли убедиться, [русского драматурга Александра] Грибоедова. <…> Стиляги не живут в полном и в нашем понятии этого слова, а как бы сказать, порхают по поверхности жизни». Автор несколько раз сравнивал героев статьи с животными и добавил, что в стилягу «хочется плюнуть».
Комсомольские и партийные органы восприняли этот призыв в прямом смысле. «Стиляг» ловили на улицах, насильно стригли, портили им одежду. Те сознательно выбирали яркие наряды (об этом современные зрители могут узнать из российского фильма «Стиляги», вышедшего в 2008-м). А вообще для представителей этой субкультуры была характерна аполитичность и пренебрежение к нормам советской морали.
Борьба со стилягами продолжилась и после того, как в 1953-м умер Иосиф Сталин. Так, спустя четыре года после этого в Минск переехал актер Ростислав Янковский, которого приняли на работу в Горьковский театр. Вместе с ним в Беларусь на время прибыл и его младший брат Олег — в будущем культовый советский актер, кстати, сыгравший роль в «Стилягах».
«Я эту моду мальчишкой застал в Минске, 9-й и 10-й классы, — рассказывал последний в интервью. — Стилягами модных молодых людей называли только в СССР. Для Запада этот стиль был естественной жизнью. А у нас это выросло в движение протеста против серости. <…> Наваривали подошвы на башмаки, я уже не помню как. Ушивали брюки, пиджаки клетчатые покупали на несколько размеров больше, чтобы широкие плечи были. И коки (характерные начесы. — Прим. ред.) на голове. У некоторых даже какая-то философия была. Разумеется, музыка, рок-н-ролл, буги, записи на рентгеновской пленке. И самое главное — шатание по Бродвею, так в каждом городе, в том числе и в Минске, центральную улицу называли (теперь это проспект Независимости. — Прим. ред.). Курили небрежно, чтобы взрослыми казаться и буржуазными. <…> Компания жила одним духом. Знакомились на этом Бродвее. По одной стороне только стиляги и ходили. А люди как-то шарахались от них, переходили на другую сторону».
Борьба властей со стилягами продолжалась вплоть до начала 1960-х.
Эпохальный парижский десант
Несмотря на эти гонения, хрущевская оттепель, названная так по фамилии руководителя СССР Никиты Хрущева, в определенном смысле открыла Советский Союз перед Западом. В 1957-м в Москве прошел Фестиваль молодежи и студентов, который посетили 34 тысячи человек из 131 страны. И это стало ключевым событием для той эпохи.
«Сейчас даже бесполезно пытаться объяснять людям новых поколений, что крылось тогда за словом „иностранец“. Постоянная пропаганда, направленная на воспитание ненависти ко всему зарубежному, привела к тому, что само это слово вызывало у советского гражданина смешанное чувство страха и восхищения, — вспоминал российский джазмен Алексей Козлов. — Ни туристы, ни бизнесмены в страну еще не приезжали, дипломаты и редкие журналисты просто так на улицах не появлялись. Поэтому, когда мы вдруг увидели на улицах Москвы тысячи иностранцев, с которыми можно было общаться, нас охватило что-то вроде эйфории».
Так советские граждане — а в фестивале участвовали и представители всех союзных республик, в том числе беларусы, — своими глазами увидели западную моду, а также ее отличие от советской. Еще один удар европейцы нанесли два года спустя. В июне 1959-го в Москву привезли 120 моделей одежды Christian Dior для первого в СССР дефиле западного модного дома. За пять дней французы провели 14 показов, куда могли попасть только жены крупных чиновников, партийных деятелей и послов. Но чтобы коллекцию увидели и простые люди, глава модного дома Ив Сен-Лоран придумал необычный ход: одетые для подиума француженки гуляли по ГУМу.
Возможно, французов пригласили в СССР после самокритичного признания собственных ошибок. В марте того же 1959-го вышло постановление партии и правительства, в котором констатировалось, что «существующий в настоящее время уровень бытового обслуживания серьезно отстает от возросших запросов населения». В документе подчеркивалось, что хуже всего ситуация в деревне: «Даже во многих крупных населенных пунктах, удаленных от районных центров, нет никаких ремонтных, пошивочных мастерских и парикмахерских». И самое главное: «Отставание в деле организации бытового обслуживания населения вынуждает трудящихся прибегать к услугам частных лиц, переплачивать им, чем наносится большой ущерб интересам населения и государства».
Хрущев предложил следующее решение проблемы: чтобы женщины сами шили свои наряды. В журналах начали размещать готовые выкройки для платьев. В Беларуси это право делегировали журналу «Работніца і сялянка» (теперь «Алеся»). Публикация выкроек стала одной из причин, по которой на пике тираж этого журнала доходил до невероятных полутора миллионов экземпляров. Чтобы девушки и женщины не испытывали проблем с такой работой, в школе на уроках труда их стали обучать азам кройки и шитья (сами уроки труда появились в расписании еще в 1952-м).
«Березки» и поездки за рубеж
Но даже после того, как модно одеваться стало не запрещено, появилась проблема более высокого уровня: дефицит товаров, существовавший в СССР, из-за которого большинство модных вещей купить было невозможно.
В наиболее привилегированном положении находились представители номенклатуры, а также приближенные к ним люди. Они могли закупаться в магазинах сети «Березка», созданных в 1961-м. Сперва торговля в них шла только за иностранную валюту, а обслуживали лишь иностранцев. Но затем там разрешили закупаться и советским гражданам, которые возвращались из командировок за границу или из дальних морских плаваний (и привозили валюту).
Особой популярностью там пользовалась бытовая техника и одежда. Например, в «Березках» можно было купить американские джинсы (стоимость — 120−180 рублей) и итальянские сапоги. Для сравнения: зарплата у начинающих молодых специалистов была около 120−130 рублей. Классный руководитель со всеми надбавками (классное руководство, стаж работы, дополнительные часы) мог заработать 200 рублей. Столяр на мебельной фабрике — 190.
Те, кто имел возможность выезжать из страны, привозили одежду из-за границы. «Что касается нас, то все материальное благополучие нашей семьи зависело от заграничных гастролей, — вспоминала в мемуарах звезда Большого театра СССР Галина Вишневская. — Работая вдвоем больше двадцати лет (ее мужем был знаменитый виолончелист Мстислав Ростропович. — Прим. ред.), мы смогли построить дачу и выплатить кооперативную квартиру. Но вся мебель на даче и в Москве, посуда, белье, холодильники, машины, рояли — все было привезено из-за границы, даже крышу для дачи мы купили в Голландии. <…> Всю одежду для себя и детей я везла из-за границы, вплоть до ниток и крючков на платья. Везла растворимый кофе, колбасу, кастрюли и стиральный порошок».
Но такие поездки могли позволить себе не все. А выбор товаров в СССР оставался слабым. «Псуецца настрой, калі бачыш, як у адным горадзе тысячы людзей ходзяць у паліто аднолькавага колеру і крою. У магазінах нельга знайсці шырокага выбару шаляў, пацерак, штучных букецікаў і іншых аксесуараў прыгажосці. Здаецца, дробязь, нязначныя дэталі, але ў мастацкай прамысловасці рэспублікі „рукі не даходзяць“, каб заняцца іх вытворчасцю», — отмечал все тот же журнал «Работніца і сялянка».
Благо пример был перед глазами. В 1967-м в Москве прошел I Международный фестиваль мод. «Простые гибкие линии, укороченная длина юбки — немного выше колен, — туфли на утолщенном, чуть сдвинутом назад каблуке, маленькая объемная сумка — все подчеркивает главную мысль моды 1967−1968 года: наша одежда с каждым днем становится все легче, ее линии — проще и динамичнее, конструкции — удобнее и разумнее», — писала советская пресса, признав право женщин оголить колени. Правда, в том же тексте утверждалось, что «вряд ли приживется в нашей стране деловых, энергично участвующих во всех сферах общественной жизни женщин ультракороткая минигонна» (речь о мини-юбке). А произошло ровно противоположное.
За год до этого, в 1966-м благодаря модельеру Вячеславу Зайцеву на дефиле в коротких юбках впервые вышли манекенщицы в Доме моделей в Москве. После же фестиваля мини-юбки приобрели особенную популярность. Это нравилось не всем: случалось, что в школах и техникумах даже измеряли их высоту от колена. Если она была больше «допустимой» нормы, ученицу или студентку отправляли домой переодеваться. Девушки находили выход: перед школой они опускали юбки до нужной высоты, а потом поднимали их обратно.
В это десятилетие произошла и «легализация» брюк как одежды для женщин. Еще незадолго до этого, по словам корреспондента американского журнала Time, их в СССР носили «только военнослужащие, деревенщина и Никита Хрущев». А в 1962 году журнал «Работница» писал: «Среди мам распространено мнение, что брюки можно носить только дочерям. А разве мамы во время отдыха не катаются на велосипеде, не ходят на прогулки в горы, не играют в волейбол?»
В конце 1960-х советские лингвисты зафиксировали такую новую для русского языка лексическую единицу, как «джинсы», под которыми понимались «узкие брюки из плотной хлопчатобумажной ткани, прошитые цветными нитками». В 1973-м в СССР даже наладили их производство — уже спустя два года выпущенное число достигло 16,8 миллиона. Однако конкурировать с американскими или хотя бы польскими они не могли.
Расстрел за торговлю джинсами
Людям оставалось покупать дефицитный товар у фарцовщиков. Вообще, на протяжении практически всего времени существования СССР (за исключением периода НЭПа) частное предпринимательство находилось под запретом. Тех, кто скупал и перепродавал товары с целью заработка, называли спекулянтами, а соответствующая статья УК предусматривала ответственность вплоть до семи лет лишения свободы с конфискацией имущества. То есть, к примеру, за продажу условных дефицитных джинсов можно было отправиться в колонию и лишиться имущества.
Такие примеры действительно были. Самый известный случился в 1961-м, когда власти задержали фарцовщика Яна Рокотова, торговавшего валютой и иностранными товарами — в первую очередь одеждой и джинсами. Такие люди, как он, караулили иностранных туристов и обращались к ним с предложением купить или обменять их деньги и личные вещи. «За один значок с Лениным можно было выменять шмотку. Причем обе стороны считали, что крупно выиграли. Это было золотое дно», — вспоминали участники тех процессов. В итоге Рокотов и два его соратника сначала получили восемь лет, затем под давлением Хрущева — уже 15. Но и этого советскому лидеру оказалось мало. По его приказу в СССР изменили законодательство, и на этом основании уже третий суд задним числом приговорил всю тройку фарцовщиков к смертной казни (хотя, как известно, закон обратной силы иметь не может).
«Купить [у фарцовщиков] можно было все, начиная от жвачки и заканчивая дисками, штанами, сумками „Монтана“», — вспоминал банкир и политик, ныне политзаключенный Виктор Бабарико, выросший в Заводском районе столицы.
Одним из минских фарцовщиков был известный коллекционер винила Геннадий Балабанович. Официально он был трудоустроен мастером на камвольном комбинате с окладом 300 рублей. «Платил людям, чтобы они за меня выходили, я мог зарабатывать больше», — рассказывал мужчина. По его словам, в 1980-е на учебу в Беларусь приезжало большое число студентов из Африки и с Ближнего Востока. Многие из них были детьми состоятельных родителей. Отправляясь с каникул в Минск, они останавливались в Италии, Германии и Эмиратах, откуда привозили разного рода товары: от одежды до техники.
«Когда приезжали иностранные студенты, я ходил по общагам как на работу: нархоз, БИМСХ, политех. Брал технику из первых рук. Нужно было мониторить, чтобы никто другой ее не перехватил. У меня был поддельный студенческий билет лаборанта БПИ (речь о БНТУ. — Прим. ред.), и я мог свободно проходить через вахтеров. Когда шел в общагу, никогда не знал, что меня там ожидало. У меня были длинные волосы, я не был похож на студента. Всегда надевал капюшон и носил шапки. Несколько раз приходилось убегать через туалеты и выпрыгивать со второго этажа. Но оно того стоило», — вспоминал Балабанович.
На продаже Геннадий никогда не зарабатывал меньше 50 рублей. По его словам, бывали заработки и в 100, реже — в 200 рублей, и с такими деньгами можно было месяц не работать. Кроме того, он занимался и одеждой: «Я ведь даже женскими трусами торговал. Тогда не было ажурных женских трусов. В магазинах продавались по виду как детские. Самыми популярными были „Неделька“ — 7 штук разноцветных. Я брал у иностранцев комплект за 5 рублей. Они были безразмерные, но красивые. Женщины за ними гонялись. Стоимость доходила до 100 рублей. Ползарплаты за трусы».
За время работы фарцовщиком Балабанович сумел скопить 180 тысяч рублей, которые «сгорели» из-за гиперинфляции, когда СССР рухнул. После прихода рынка он организовал свою фирму, где занимался тем же самым, чем в советское время (то есть перепродажами), но уже легально.
Вообще, говоря о позднем советском времени, надо понимать, что современные вещи были нужны и, что важно, доступны далеко не всем. Молодежь носила мини-юбки, лосины, большие бесформенные джемперы с огромными плечами, куртки из металлизированной синтетики, кроссовки и сапоги-«луноходы». Люди постарше и поконсервативнее выбирали морально устаревшие официальные костюмы или другую продукцию советского легпрома. Даже если они хотели чего-то иного, другой одежды просто не было (или на нее не хватало денег).
Но в 1991-м Советский Союз рухнул, после чего каждый получил возможность носить то, что он хочет, — были бы деньги.
Читайте также
